Как специфическое явление общественно-политической жизни терроризм имеет свою историю, без знания которой трудно понять причины и движущие силы нынешнего терроризма.
История терроризма уходит в века. Террористические акты насилия нескончаемой чередой сопровождают развитие цивилизации.
Одно из первых упоминаний связано с терактами, совершенными в 66-73 гг. до н.э. еврейской политической группировкой зелотов (буквально "ревнителей"), боровшихся методами террора против римлян за автономию Фессалонии.
В I веке н.э. в Иудее действовала секта сикариев (сика – кинжал или короткий меч), уничтожавшая представителей еврейской знати, сотрудничавших с римлянами.
В средние века представители мусульманской секты ассошафинов убивали префектов и калифов. В эти же времена политический террор практиковали некоторые тайные общества в Индии и Китае.
В Европе еще Фома Аквинский и отцы христианской церкви допускали идею убийства правителя, враждебного, по их мнению, народу.
В последующей истории можно найти примеры терроризма самого различного плана. Как символы жестокости и неоправданного насилия вошли в историю инквизиция, Варфоломеевская ночь, Великая Французская буржуазная революция, Парижская коммуна. Характерно, что само понятие "террор", по мнению некоторых специалистов, возникло именно во время Великой Французской буржуазной революции.
В начале XIX века в Европе стали возникать террористические организации, в основном революционного, уголовного и националистического характера. Именно тогда впервые появились мафия, калюра, братство партопариев.
Ряд террористических организаций носил романтическую революционную окраску (карбонарии в Италии, народничество в России). Их идейные руководители в плену иллюзий считали, что через террор можно прийти к социальной справедливости и всеобщему благосостоянию. К сожалению, эти заблуждения находят почву и сегодня.
В середине XIX века появились и свои теоретики в области террора. К ним можно отнести немецкого радикала Карла Гейнцена. В своей статье "Убийство" он отвергал понятие морали и провозглашал правомерность террора против господствующего класса. Он считал, что силе и дисциплине реакционных войск нужно противопоставить такое оружие, с помощью которого небольшая группа людей может создать максимальный хаос. И здесь Гейнцен надеялся на отравляющий газ, ракеты, а также требовал поиска новых способов уничтожения. Это – так называемая «философия бомбы».
Концепция «философия бомбы» была развита дальше и углублена в «теории разрушения» Бакунина (яд, нож и веревка).
Во второй половине XIX века террор особенно пышно расцвел на основе анархистских и националистических взглядов. Жертвами террора стали такие высокопоставленные лица, как король Франции Луи Филипп, император Фридрих Вильгельм, император Александр II и др. Терроризм становится постоянным фактором общественной жизни. Его представители – русские народники, радикальные националисты в Ирландии, Македонии, Сербии, анархисты во Франции, а также аналогичные движения в Италии, Испании, США.
До Первой мировой войны терроризм считался орудием левых. Но, по существу, к нему прибегали националисты и индивидуалисты без политических платформ.
В России после октябрьской революции вспыхнул «белый террор». Большевики ответили «красным террором». Российское анархистское движение 1917-19 гг. также свелось к экспроприациям и открытому террору, причем зачастую под видом анархистов действовали бандиты и авантюристы.
С окончанием Первой мировой войны терроризм на свое вооружение взяли правые – национал-сепаратисты и фашисты в Германии, Франции, Венгрии, «Железная гвардия» в Румынии. Созданный в фашистской Германии механизм диктатуры включал в себя отличавшийся крайней жесткостью террористический аппарат: СА, СС, Гестапо, «Народный трибунал» и др. Фашизм явился смертельной угрозой для всего человечества, поставив под вопрос существование многих народов. Использовалась тщательно разработанная система массового уничтожения людей, по некоторым подсчетам, через концентрационные лагеря прошло около 18 млн. человек всех национальностей Европы.
В середине XX века появился новый тип терроризма, который менее всего заинтересован в отстаивании политических идей, а сосредоточен на совершении любой ценой крупномасштабного акта возмездия против мирных граждан. Мотивами в этом случае часто являются искаженные формы религии, а воображаемые награды исполнитель надеется получить в ином мире.
В конце XX века проблема терроризма приобретает особое значение. Терроризм стал многоликим по своему характеру. Он совершается не только экстремистскими организациями и преступниками-одиночками, но в ряде тоталитарных государств - их спецслужбами. Наибольшую угрозу для мирового сообщества представляет международный терроризм, стремительный рост которого принес страдания и гибель большому числу людей. По данным журнала "Экономист", число жертв международного терроризма с 1968 года по 1995-й год составило 9 тысяч человек.
В 70-80 г.г. терроризм в нашей стране ассоциировался в сознании советских людей, в основном с угонами самолётов, осуществлявшихся в основном гражданами с целью незаконного вылета за рубеж.
Но таких попыток было не много, все они заканчивались неудачно для террористов, сразу засекречивались (о некоторых мы узнаём только сейчас) но в эпоху гласности один теракт наоборот широко освещался средствами массовой информации. Это захват автобуса с детьми 1 декабря 1989 года (рассказ при необходимости).
Но, как ни странно, после упрощения визового режима и выезда из нашей страны да и развала самой страны теракты на авиационном транспорте не прекратились, а наоборот их количество возросло. Судите сами:
1991 г. – 12.
Итого: 37 терактов за 11 лет.
На рубеже тысячелетий Россия первой среди крупных государств стала жертвой международного терроризма. Взрывы жилых домов в Буйнаксе (1998), Волгодонске (1999) и Москве (1999) привели к гибели более 300 человек, более 700 были ранены.
Начало XXI века вошло в историю человечества небывалым по количеству человеческих жертв террористическим актом в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года со стороны религиозных экстремистов.
В России новый век был отмечен терактом 9 мая 2002 года в г. Каспийске (Дагестан), когда погибло 45 человек, захватом 28 октября 2002 года заложников в Театральном центре на Дубровке в Москве, при освобождении которых погибло 129 человек, захватом 1 сентября 2004 года школы в г. Беслане (Северная Осетия) с более чем 1000 заложниками из числа учащихся и учителей, при освобождении которых погибло более 300 человек.
Считается, что была от войн и польза. Погибнут слабые и старые – племя сплотится, станет сильнее и моложе. Побежденных съедят или работать заставят. Потом людоедство ушло, рабовладение кончилось, а войны остались обеспечивать прогресс науки, техники, да и всей культуры. Многие считают, что прогресс этот всегда прямо или косвенно зависит от развития военно-промышленного комплекса. Мы вот знаем Закон Архимеда, а современники ценили ученого за «греческий огонь» и катапульты. От «базиса» не отставала и «надстройка» – войны считались, чуть ли не высшим проявлением человеческого духа, со строгими правилами и кодексами чести, которые современники всегда считали вечными.
Одновременно шли тайные войны без правил и кодексов. Подумать страшно, что творилось еще в пещерах, а потом у фараонов и соломонов. Заманчиво было добиваться политических целей совсем просто, без больших усилий и затрат, да еще и быстро. Спящему королю родной брат вливал в ухо яд, кому-то что-то подсыпали Борджиа и Миледи. Это подрывало самые основы общественной жизни и морали. И в обществе вызывало только ужас и отвращение, никак не становясь общественным явлением.
Новое общественное явление – благородный террор
Впервые «опоэтизировал», воспел террор, насколько я знаю, Некрасов. Сколько жизней было погублено и исковеркано его знаменитым: «Иди и гибни… дело прочно, когда под ним струится кровь». Террор стал, как бы допустИм в глазах просвещенной части общества. Особенно, молодежи. Раз, мол, тебе все ясно и ты готов за правое дело отдать собственную жизнь, то тебе (для победы этого самого Дела) дозволено самому судить и публично казнить виновных, а для Великой Цели – и непричастных. И не только дозволено – достойно и благородно. Дело чести, славы, доблести и т.д.
В каждом обществе всегда есть те, кто отрицает систему ценностей тех слоев общества, откуда они вышли, порывают с традициями общественной жизни этих слоев. Обычно это молодые, поверхностно образованные люди, которым все ясно, решения радикальны и – никаких сомнений.
Когда сдерживающие традиции общества по тем или иным причинам ослабляются, такие люди могут составлять более или менее значимые общественные слои. Иногда энергия такого слоя может быть направлена на уход от общества. Мы видели хиппи, «детей цветов» и т.п. Хуже, когда энергия направлена на немедленное, скорейшее исправление общества. Да еще любыми средствами. Тогда общественным явлением может стать террор, как соблазнительно простое средство решать неподъемно сложные, в действительности, проблемы. А поддерживающий его общественный слой становится своеобразной «питательной средой» террора. Особенно, при слабости или, хуже того, попустительстве власти.
В России Некрасовских времен ограничивающие, сдерживающие традиции общества были серьезно поколеблены после отмены крепостного права. В обществе появились Новые Великие Цели. Простые, очень благородные и как бы совсем легко достижимые. Появилась и «питательная среда» террора – разночинцы и примкнувшие к ним «из благородного звания». Вот Некрасов и воспел.
Из России «благородный» и «самоотверженный» террор и расползся по всему миру уже не как грязное, а как прямо-таки возвышенно-рыцарственное дело.
В Европе «питательной средой» терроризма стали, вроде, такие же. Все эти «Красные бригады», «Бадер - …» и прочие – молодые, амбициозные и, увы, мало- , точнее, полуобразованные. Те, кому все, ну прямо все совершенно ясно. И при этом решительно сбросившие пресловутые оковы буржуазной (они оттуда вышли) морали.
А не в Европе? Те самые «мусульманские фанатики»? Так ведь тоже, вроде, похоже. Тоже молодые. амбициозные и тоже как бы «из образованных». Недаром талибанов в России сперва именовали «студентами». Этот термин, понятно, означает совсем не то же, что в Гарварде, но ясно показывает – не от сохи и не от станка. Англичане были потрясены, узнавши, что террористы, взрывавшиеся в метро, были, как говорится, «образованные». Мне кажется, что большое, ошибочное и опасное упрощение считать их религиозными фанатиками, обвинять во всем ислам, толковать, посмеиваясь, о 72-х гуриях и т.п.
Откуда взялись «мусульманские фанатики»?
Еще недавно никто о них и не слыхивал. А убийцы-смертники, не древние, а как современное явление, вообще стали известны совсем уже на наших глазах. Откуда же они взялись?
Когда появилось огнестрельное оружие и прикончило эру Великих набегов восточных орд, для Европы началась эпоха Великих географических открытий, а потом и колониализма с идеологией и кодексом «Бремени белого человека».
Белый человек для всей планеты стал «человеком с ружьем» (и пушками), а Европа и (позже) Северная Америка – тем, что сейчас мы называем Западом.
А на Востоке все эти столетия сохранялось сложившееся, ставшее традиционным общественное устройство. Освященные религией отношения полов, отношения собственности, государственности и т.п. казались естественными и вечными. Европейцы, как колониальные власти («Бремя белого человека»), поддерживали традиционное устройство – оно обеспечивало стабильность управления.
Но прогресс науки и технологии, изменения в экономике Запада подорвали колониальную систему. И колониализм рухнул. Соответственно, на смену «Бремени белого человека» пришла идеология «Прав человека», которая современникам, как всегда, представляется и естественной и вечной.
И вот тогда на Восток, взламывая сложившиеся веками устои и традиции общества, обрушились западные технологии и разнообразная «помощь». Сразу и резко повысилась доступность медицины, продовольствия и других жизненных благ. Резко снизилась детская смертность и «вдруг» появилось непропорционально большое множество детей и молодежи. Доступность питания обеспечила увеличение свободного времени и, вместе с доступностью электронных СМИ, резко повысилась поверхностная информированность, «нахватка», заменявшая серьезное образование. Общество уже не успевает справляться с традиционным воспитанием «вдруг» возникшего нового множества своих членов, их «перевариванием» и социализацией. Не успевает не только приобщать к общественно полезному труду, но и создавать для них «рабочие места». Т.е. саму возможность такого труда. А за первой волной хоть как-то социализованных и образованных, родятся и родятся следующие, все более многочисленные, все менее пригодные и все менее, честно говоря, нужные обществу.
Так в странах «третьего мира» на волне демографического и информационного взрывов, из-за привнесенного извне облегчения условий жизни, возник новый значимый слой общества. Тоже, в сущности, отошедший от традиций тех слоев исламского общества, откуда вышел. И тоже в сторону крайнего радикализма. Но уже в совсем других условиях, чем в Европе и даже России. Социологи и демографы еще долго будут, думаю, заниматься этим.
В России, вслед за Достоевским, всегда подчеркивали «великое мировое загадочное предназначение» России. Особые свойства русской христианской души. В том числе способность, как писал Куприн, «так великодушно, так скромно, так бескорыстно и искренне бросить свою жизнь псу под хвост во имя призрачной идеи о счастье будущего человечества».
Еще сильнее такое мировоззрение на Востоке. Неизмеримо больше роль духовенства и его возможность «вбрасывать» в новый слой общества очередные Новые Великие (и очень простые, к тому же) Цели. Больше вера в «великое мировое предназначение». Уже не загадочное, а совершенно ясное – нести миру ислам. Да еще при многоженстве. Дело не в томных усладах гарема, а в том, что количество мальчиков и девочек примерно одинаково и, если у кого-то четыре жены, дом, дети, хозяйство, то у троих – ничего этого нет. И не будет. А есть и будет (и много веков было) ясное понимание, что добиться хоть чего-то в жизни, можно (и нужно) только грабежом, разбоем и войной, когда все средства хороши, и жизнь – ни чужую, ни свою – не жаль.
Вот этот вновь возникший мощный и бурно расширяющийся, явно пассионарный общественный слой и стал питательной средой нового террора.
Но «питательная среда» – еще не террор. Прошли времена, когда десяток исполнителей якобы известной им народной воли могли взрывом убить главу огромной империи. Сегодня для террора нужна слаженная работа многих профессиональных структур, большие денежные средства.
И средства нашлись.
Новое глобальное оружие
Стремление к господству, желательно, к мировому (в известной или, хотя бы, значимой части мира) было основой войн задолго до ислама. Александр Македонский понятия не имел об исламе, Карл Великий, христианнейшие монархи, Наполеон и даже Гитлер со Сталиным, стремясь к мировому господству, отнюдь не были исламистами. Каждый из них имел свою идеологию. Ислам, как известно, в свое время появился специально для военно-политического объединения племен в конкретных завоевательных целях. Его наскоро склеили из более-менее произвольно надерганных и «приспособленных» фрагментов двух наиболее распространенных на Востоке религий. При этом ислам, как мы знаем, предусматривал полное отсутствие моральных и этических ограничений по отношению к «неверным», безусловную нетерпимость к любым верованиям и идеологиям кроме ислама и безусловное повиновение в системе власти ислама.
Завоевательная деятельность исламистов оказалась весьма успешной, и ислам широко распространился на Востоке.
Когда же, впоследствии, подавляющее превосходство Запада в вооружениях лишило исламский Восток каких бы то ни было иллюзий и надежд на мировые победы, ислам, как военно-политическая идеология, во многом утратил свое значение. Использовать ислам для экспансии, по его прямому назначению, стало нереально. За века вынужденного «простоя» ислам оброс новыми толкованиями Корана, позволяющими смягчать даже самые агрессивные его части, как бы «использовать в мирных целях». И, во всяком случае, представлять его таким западной, да и своей общественности.
И вот совсем недавно, когда на Востоке возник и стал лавинообразно разбухать новый пассионарный общественный слой – все изменилось.
Сначала эта новая молодежь хлынула на Запад вполне мирно – просто там были несравненно лучшие условия жизни и новые возможности. Вскоре выяснилось, что их ментальность, уровень и характер образования, да и окружающая среда делает их несостоятельными в конкурентной борьбе по правилам Западного мира. А на гостеприимные берега Запада накатывались все новые и новые волны с Востока. Все менее образованные, все менее пригодные к производительной деятельности в западных, да и в любых условиях. Одновременно выяснилось, что мораль и социальные системы, наработанные тяжким трудом поколений жителей Запада для себя и своих потомков, обеспечивают приезжим возможность жить и размножаться вовсе без труда и даже лучше, чем у себя дома. Правда, все-таки, похуже, чем работающие «аборигены». И это вызывает агрессивную консолидацию общин приезжих. Консолидируются, понятно, не вокруг осознания своей ущербности и сложных путей приобщения к культуре «аборигенов», а вокруг Великой (и очень простой) Цели – нести миру ислам. И своего, естественно, превосходства над неверными. Так появились очаги напряженности в толще самого Запада. Другие очаги появились там, где, наоборот, территории с западным образом жизни, по тем или иным причинам, оказались в окружении нового пассионарного общественного слоя. Несмотря на все политические, экономические и даже географические различия, например, Алжира, Замбии и ЮАР – все там развивалось примерно одинаково. Один Израиль устоял. И вокруг Израиля сейчас уже не очаг напряженности, а война.
Постепенно этот, все увеличивающийся и набирающий силу питательный слой террора, стал осознаваться и как непосредственно новый вид оружия. Со своей спецификой, отличной, например, от ядерного оружия, но имеющий столь же глобальное значение. И вот тут хлынули деньги.
Новое глобальное оружие, естественно, становится стимулом для изменения сложившегося мирового порядка. В данном случае, как можно предположить, оно стимулирует реванш Востока в его противостоянии с Западом. Возможно – в форме борьбы и взаимодействия тех или иных транснациональных организаций.
А разнообразные арафаты, бин ладены, включая абу мазенов и т.п. – это посредники и менеджеры в сфере закупок этого оружия, его совершенствования, испытаний, информационного и технического поддержания в рабочем состоянии. В связи с этим, как мне кажется, неправомерно говорить о коррумпированности, например, Арафата. Это был его бизнес.
Ислам и идеология террора пришлись впору этому слою. Было явно показано превосходство высоких духовных ценностей исполнителей терактов (вплоть до готовности к самопожертвованию) над бездуховным, разнообразно растленным и трусливым западным миром чистогана. Кроме того, оказалось, что террористическая деятельность и оплачивается неплохо. «Питательный слой», бывало, становился и питающим слоем. Даже подростки, только кидая камни, могли неплохо помочь нищей своей многодетной семье.
Так ожил ислам в исходном своем виде, как военно-политическая экспансионистская идеология. Ожил не как источник, не как причина мировой напряженности, но как средство консолидации нового общественного слоя.
Основным полигоном для становления и совершенствования нового глобального оружия стал арабо-израильский конфликт. За рамки настоящей статьи выходят особенности возникновения Государства Израиля, особенности его границ и столицы, особенности его военных побед и мирных поражений. Здесь только хочу сказать, что после Войны Судного дня в1973 году и разгрома напавших государств Израиль не вел больше никаких войн, ни с каким государством. Но против Израиля – и как государства, и как народа – ведется война. Кто же ее ведет?
Мы привычно воспринимаем возникшую в результате «Осло» некую «автономию» (в составе чего?), как что-то вроде государства, населенного палестинским народом, имеющим армию, правительство, возглавляемого законно избранным председателем автономии и т.д. А ведь ничего этого нет. Даже народа такого нет и не было.
А есть разрозненные и часто враждующие между собой вооруженные группы разбухшего и все разбухающего нового общественного слоя. Его, повторяю, составляют люди, не имеющие ни трудовых навыков, ни трудовых возможностей, ни (теперь уже) и потребности в производительном труде. А многие и не имеющие семьи. Те, для кого, как мы уже говорили, все средства хороши и жизнь стоит недорого. Группы этого общественного слоя все увереннее начинают жить за счет бандитизма и рэкета трудящегося населения на действительно оккупированных ими территориях, за счет незаконной торговли (наркотиками, оружием и чем придется) и, главное, за счет продажи своих услуг в области любой насильственной деятельности и, в особенности, в области террора. И пока на Западе толковали о страданиях оккупированного палестинского народа, здесь переходили от камней и ножей к взрывчатке и автоматам. Затем постепенно нащупалось наиболее адекватное новому оружию острие – убийца-смертник. И довольно долго экспериментально отрабатывалось на Израиле. Потом пошли дальше.
После 11-го сентября и Лондонского метро Запад начал, пусть еще не понимать что-то, но хоть догадываться. Сегодняшние битвы во Франции еще пытаются приписать «подросткам-хулиганам из бедных кварталов». Но «Первая интифада» начиналась точно так же. Даже предлог-детонатор, с которого началось, очень похож. В городах Франции нет столько камней для кидания, как на Земле Израиля, но в избытке автомашин для поджога. А стреляют всюду одинаково.
Современная цивилизация есть движение прочь от смерти, писал мудрый Станислав Лем. Поэтому–то и вызывают такой ужас грузовик, несущийся по набережной на Лазурном Берегу, человек с топором в вагоне поезда Тройхтлинген - Вюрцбург, расстрел полицейских в Далласе и Батон–Руже.
Исполнители этих акций убиты, о своих мотивах они не расскажут. О том, что подтолкнуло их к этим действиям, мы судим только по косвенным признакам. Но выяснить причины необходимо. Для того чтобы понимать, как возможно остановить террористов или, по крайней мере, снизить уровень исходящей от них угрозы.
Но поднявшаяся в последние месяцы волна террора - не такая уж и новость. Полвека назад ужас на Европу наводили боевики разнообразных Brigate Rosse и Rote Armee Fraktion. На рубеже ХХ века Боевая организация социалистов–революционеров потрясла весь государственный механизм Российской империи. "…Бомбы мы уже давно привыкли учитывать как бытовое явление", - бравирует персонаж рассказа Александра Куприна, назначенный "начальником одной из западных губерний".
Однако "красный терроризм" был делом организаций. А слабое место даже самой законспирированной организации кроется в самом принципе конспирации. Как писал Никколо Макиавелли, "заговорщик… не может сговориться ни с кем, кроме тех, кого полагает недовольными. Но открывшись недовольному, ты тотчас даешь ему возможность стать одним из довольных… выдав тебя, он может обеспечить себе всяческие блага". История Евно Азефа, который действительно организовал несколько крупных терактов и одновременно был важнейшим осведомителем русской тайной полиции, - яркий пример того, как терроризм может переплетаться и с политикой, и с действиями секретных служб.
Но террор одиночек - дело другое. Как определить, в какую минуту и в каком городе человек возьмется за нож или сядет за руль автомобиля? И - в какой степени он отдает себе отчет в том, что возмездием ему станет смерть на месте преступления? И если он ищет смерти сознательно, то чем его можно напугать, чтобы остановить?
Террорист–смертник - явление не новое. Их мотивы тоже повторяются от века к веку. Один из самых известных исторических террористов, Бальтазар Жерар, застреливший принца Вильгельма Оранского летом 1584 года, был все же схвачен и на допросе заявил, что счастлив заслужить Царствие Небесное, убив главного еретика. А Николай Рысаков, взорвавший карету императора Александра Второго, утверждал, что боролся не против самодержавия, а "против строя, который называют либеральным".
К сожалению, рассчитывать на то, что прогресс и порядок защитят нас от такого рода действий, не приходится. Желающих вписать свое имя в историю террора будет достаточно. Как горько заметил Лев Толстой, "в народе всегда найдутся десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы - в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию…"
В чем заключается в наши дни потеря того самого общественного положения, которая, по мнению Толстого, готова толкнуть человека в Сербию или в шайку Пугачева? Модернизированное общество решило множество проблем, которые раньше считались частным делом индивида, - на современном Западе нужно постараться, чтобы жить на улице больным и нищим бродягой. Для обеспечения комфортабельного быта жителю Европы, даже не имеющему образования и квалификации, нет нужды стоять у станка или махать лопатой. Религия? Но современное общество дает полный простор вероисповедания, молись с утра до ночи. Может быть, традиции предков?
А если все проще? Русский философ Игорь Ефимов говорил: "В каждой стране есть люди с причудой убивать. Такими уж они родились. И в любой стране они найдут тот или иной способ утолить свою страсть. Где модно убивать за веру, пойдут в отряды святых мучеников, где модно убивать за эксплуатацию - пойдут в "красные бригады", а где модно убивать за деньги - пойдут в гангстеры". Если же, продолжает свою мысль Ефимов, такие люди не найдут себе применения, "им не останется иного выхода, как захватить верховную власть в стране и взять монополию убийств в свои руки".
Вот что может быть страшно по–настоящему. И оптимизма в этой ситуации может добавить только Федор Достоевский, объяснивший мотивы нигилистов, очень пугавших современников великого писателя: "Нет денег, чтобы нанять любовницу, - только и всего".
Выделите фрагмент с текстом ошибки и нажмите Ctrl+Enter
Одна из наиболее ранних террористических группировок - иудейская секта сикариев («кинжальщиков»), действовавшая в Иудее в I веке н. э. Члены секты практиковали убийства представителей еврейской знати, выступавших за мир с римлянами и обвинявшихся ими в отступничестве от религии и национальных интересов и «коллаборационизме» с римской властью. В качестве оружия сикарии использовали кинжал или короткий меч - «сику». Это были экстремистски настроенные националисты, возглавлявшие движение социального протеста и настраивавшие низы против верхов и в этом отношении являющаяся прообразом современных радикальных террористических организаций. В действиях сикариев прослеживается сочетание религиозного фанатизма и политического терроризма: в мученичестве они видели нечто приносящее радость и верили, что после свержения ненавистного режима Господь явится своему народу и избавит их от мук и страданий. Сыграли важную роль в поражении Иудейского восстания 66-71 гг. и были уничтожены с его разгромом. В частности, их действия в осаждённом Иерусалиме привели к его разрушению после захвата города римлянами.
Терроризм в Средние века
Классическим примером террористической организации Средних веков, которая значительно развила искусство тайной войны, диверсионной практики и насильственных средств достижения цели, является секта хашашаинов («курителей гашиша»), или, в европейском произношении, «ассассинов». Около 1090 года Хасан ибн Саббах захватил в горной долине к северу от Хамадана (современный Иран) крепость Аламут. В течение последующих полутора столетий сторонники и последователи Горного Старца, под именем которого вошёл в историю основатель секты, опираясь на контролируемый район, который сегодня профессионалы антитеррора назвали бы «серой зоной», лишили покоя правящие династии на обширном пространстве от Средиземного моря Персидского залива. Движимые неясной до конца религиозной мотивацией, практически неуловимые, и от этого ещё более устрашающие адепты секты (с позиций сегодняшнего дня - боевики), убили за период своей деятельности сотни халифов и султанов, военачальников и представителей официального духовенства, посеяв ужас во дворцах правителей, существенно дестабилизировав политическую ситуацию на обширном геополитическом пространстве Востока, и затем были уничтожены монголо-татарами в середине XIII века.
История международного терроризма и антитеррористической деятельности
Понятия терроризм и террорист появились сравнительно недавно. В дополнении к Словарю Французской академии 1798 года терроризм определяется как systeme, regime de la terreur. Согласно одному французскому словарю, вышедшему двумя годами ранее, якобинцы часто употребляли это понятие устно и письменно по отношению к себе - и всегда с положительным оттенком. Однако после 9-го термидора слово террорист стало носить уже оскорбительный смысл, превратившись в синоним преступника. Вскоре это понятие достигло берегов Британии. Достаточно вспомнить знаменитые слова Эдмунда Берка, написанные им в 1795 году, где он упоминал тысячи псов ада, именующихся террористами, которых натравили на французов. Слово терроризм в те времена применялось к периоду Французской революции между мартом 1793 и июлем 1794 года и означало правление ужаса. Впоследствии термин получил более расширенное толкование и стал означать всякую систему правления, основанную на страхе. Затем, до самых недавних пор, слово терроризм - как, кстати, и партизанская война, употреблялось настолько широко и означало столько различных оттенков насилия, что вовсе утратило какой-либо конкретный смысл. Достаточно часто приходится слышать голоса, призывающие отказаться от изучения политического терроризма как особого явления на том основании, что на всем протяжении мировой истории в результате преступлений со стороны властей погибло гораздо больше людей, чем от рук террористов снизу. Возможно, так оно и есть, но, тем не менее, меня здесь интересует не проблема политического насилия в целом и не ужасы отдельных политических режимов, но гораздо более специфическое явление.
Систематические террористические акции начинаются во второй половине XIX столетия. С самого начала это течение разделилось на несколько вполне отчетливых рукавов. Так, в России революционеры вели борьбу с самодержавием в 1878-1881 годах, равно как и в самом начале XX столетия. Радикальные националистические группировки: армяне, ирландцы, македонцы, сербы пользовались террористическими методами в борьбе за национальную автономию или независимость. Затем, в 90-е годы прошлого столетия, анархисты повели пропаганду делом во Франции, Италии, Испании и Соединенных Штатах. Отдельные политические убийства в Италии и Франции вызывали большой общественный резонанс, хотя и не являлись частью какой-то общей стратегии. Что касается терроризма в Испании и Соединенных Штатах, то он обладал своей спецификой, поскольку пользовался поддержкой определенных групп населения. Так, в Соединенных Штатах идеи терроризма брали на вооружение представители рабочего движения - Молли Магуайрес, а впоследствии и Западный профсоюз шахтеров. В Испании терроризм был оружием как крестьянских, так и рабочих движений. При всех различиях в деталях и политической конкретике, у этих выступлений имелось нечто общее: они были связаны с ростом демократии, с одной стороны, и национализма - с другой. Тяготы существования, против которых выступали эти люди, присутствовали и раньше: меньшинства подвергались угнетению, авторитаризм был правилом, не знавшим исключений. Но, с распространением идей просвещения и ростом национализма социальные условия, которые прежде не вызывали протеста, стали казаться чудовищными. Однако, вооруженный протест получал шанс на успех только в том случае, если верхи изъявляли согласие играть по новым правилам, что прежде всего исключало расправу с инакомыслящими. Короче, террористические группировки могли одержать победу только над таким правительством, которое отвергало террористические методы. Такой вот парадокс вставал перед тогдашними террористами, а методы старых авторитарных режимов, отметаясь многими правительствами, брались на вооружение новыми тоталитарными государствами.
Среди многочисленных террористических движений особую роль играла Народная воля, хотя и действовала она в России лишь с января 1878 по март 1881 года. Эта организация начала вооруженную борьбу, когда один из ее членов, некто Ковальский, взялся за оружие, сопротивляясь аресту; затем Вера Засулич застрелила генерал-губернатора Петербурга, а первым пиком этой кампании террора стало убийство генерала Мезенцева, шефа Третьего отделения, в августе 1878 года. В сентябре 1879 года революционным трибуналом Народной воли был приговорен к смерти император Александр II. Впрочем, еще раньше, в апреле, некто Соловьев покушался на жизнь царя, но делал это по собственному почину. Последующие покушения на государя (попытка пустить под откос царский поезд и взрыв бомбы в Зимнем дворце) также не увенчались успехом. Царь был убит 1 марта 1881 года, и парадокс ситуации состоял в том, что большинство народовольцев к этому моменту было уже арестовано. Это событие стало одновременно и апогеем, и финалом кампании террора, и примерно на два десятилетия в России наступило затишье.
Вторая волна террора связана с деятельностью эсэров. Началось все в 1902 году, когда некто Балмашев убил министра внутренних дел Сипягина. Впрочем, за год до этого молодой дворянин Карпович застрелил министра просвещения Боголепова. Эсеры совершили три крупных убийства в 1903 году (в том числе губернаторов Оболенского и Богдановича) и два в 1904-м, а в 1905 году число убийств возросло до пятидесяти четырех. В 1906 году их было совершено восемьдесят два и в 1907-м семьдесят три. После этого волна террора пошла на убыль: три убийства в 1908-м, два в 1909-м и одно в 1910-м. Самым громким стало убийство сильной руки режима, министра внутренних дел Плеве, застреленного на петербургской улице в 1904 году. В 1905 году Каляев убил великого князя Сергея Александровича. Последним убийством, потрясшим Россию, стало покушение на Столыпина в киевском оперном театре в 1911 году. Столыпин был убит уже после того, как боевая организация эсеров прекратила существование. Его убийца был одиночкой и, возможно, двойным агентом. Не считая отдельных инцидентов, после 1911 года индивидуальный террор сошел на нет. Третья, относительно небольшая волна терроризма поднялась уже после захвата власти большевиками в 1917 году. Частично она была направлена против большевистских руководителей (были убиты Урицкий и Володарский и ранен Ленин), частично против германских дипломатов и военных дабы помешать мирным переговорам между Россией и Германией. Однако большевикам без особого труда удалось погасить этот пожар.
В последнее десятилетие ХIХ и первое ХХ века было совершено немало покушений на жизнь ведущих политиков Европы и Америки. Так, были убиты американские президенты Маккинли и Гарфилд, предпринято несколько неудачных покушений на Бисмарка и германского кайзера. В 1894 году убили президента Франции Карно, а в 1897-м премьер-министра Испании Антонио Кановаса. В 1898 году была убита австро-венгерская императрица Элизабет, а в 1900-м король Италии Умберто. Но хотя во многих случаях убийцами были анархисты, чаще всего они действовали по собственному почину, не поставив соратников в известность о своих планах. В то время все как-то позабыли, что у цареубийства вообще-то существует долгая традиция и что во Франции, например, в том же столетии имели место покушения на жизнь Наполеона и Наполеона III. Как отмечал современник, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к анархистам, трудно приписать им участие во всех этих многочисленных злодеяниях, в том числе и в покушениях на жизнь монархов.
До первой мировой войны терроризм рассматривался исключительно как признак левизны, хотя его индивидуалистический характер подчас плохо вписывался в общий шаблон. Но ни ирландские и македонские борцы за независимость, ни армянские и бенгальские террористы не имели никакого отношения к анархизму или социализму. Российские черносотенцы, разумеется, были террористами, но их задачей была борьба с революцией. Они учиняли еврейские погромы и убивали тех, кто состоял в оппозиции самодержавию. Черная сотня находилась на правом фланге российской политической жизни, да и основана была при содействии полиции. Но, как это часто бывает в истории террористических движений, ученик чародея сам стал колдовать. Вскоре, когда в стране пошли разговоры о перераспределении земли и сокращении рабочего дня, члены организации, созданной для поддержки монархии, стали заявлять, что лучше вообще не иметь никакого правительства, чем терпеть нынешнее. Черносотенцы поговаривали, что несколько честных офицеров, как в Сербии, способны принести стране много пользы намек на политические убийства в этой балканской стране.
После первой мировой войны террористические организации находили поддержку прежде всего у правых и сепаратистски настроенных групп, как, например, хорватские усташи, получавшие помощь от фашистской Италии и Венгрии. Хорваты требовали независимости и были готовы принимать помощь от кого угодно. Как и у ирландцев, их борьба продолжалась и после второй мировой войны. В 20-е годы систематический терроризм культивировался на перифериях новых и многочисленных фашистских движений, а также среди их предшественников, например фрайкоровцев в Германии и особенно среди членов румынской Железной гвардии. Но в целом активность боевиков оставалась в достаточно узких рамках. Наступило время массовых политических партий, как правого, так и левого толка, и анархизм перерос стадию индивидуального террора. Конечно, и в те годы случались громкие политические убийства Розы Люксембург и Карла Либкнехта в 1919-м, Ратенау в 1922-м, югославского царя Александра и французского премьера Барту в 1934-м. Поскольку последний инцидент носил международный характер и в нем было замешано четыре правительства, Лига Наций сочла необходимым вмешаться. Был вынесен ряд резолюций и основано несколько комиссий с целью борьбы с проявлениями международного терроризма. Все эти старания оказались тщетными, поскольку одни страны действительно были намерены положить конец подобным проявлениям жестокости, но другие ничего не имели против терроризма, коль скоро он лил воду на мельницу их политики. Три десятилетия спустя с похожей ситуацией столкнулась и Организация Объединенных Наций.
Мы часто слышим это пресловутое слово «терроризм». Ни один выпуск новостей без него не обходится. Сейчас, после операции России в Сирии против «Исламского государства» (запрещено в РФ), теракты ждут на нашей территории. Но мы обратимся к теории и истории вопроса. Это слово, «терроризм», уже почти затерто, и почти потеряло первоначальный смысл. Каковы его истоки, насколько терроризм – древнее явление? Как он пришел в нашу жизнь?
Храм Артемиды – это тот же «Норд Ост»
Терроризм как серьезная международная проблема общества встал на рубеже третьего тысячелетия. Особенности террора сегодня – его внезапность, зрелищность и жестокость. Однако вопрос этого «общественно опасного действия» уходит корнями на столетия назад, а подобные ему отголоски можно проследить и во времена античности. Политические заговоры, перевороты и убийства стали существовать с того момента, как люди начали заниматься политикой. На что направлены требования экстремистов? Как восприняло явление террора общество? Давайте проанализируем терроризм как феномен общественной жизни, вышедший за грани «добра и зла».
Рассматривая историю проявлений террора, хотелось бы обратиться к временам античности, чтобы упомянуть факт сожжение храма Артемиды в Эфесе. Поджигателем стал молодой житель Эфеса Герострат, а само событие поджога точно зафиксировано в 356 году до н.э. Безусловно, что террористическим актом в то время, да и сейчас, этот случай трудно назвать. Герострат не выдвигал никаких идеологических, политических или социальных требований, а совершил данное кощунство лишь для того чтобы прославиться у потомков. Также, во время данного теракта, никто из людей не погиб (кроме самого Герострата, впоследствии казненного за совершенное преступление). Однако с точки зрения уголовного кодекса, данный факт можно расценить как уничтожения имущества общественно опасным способом, т.е. «подогнать» под статью УК о терроризме (сожжение храма Артемиды вполне может сойти за захват заложников при показе «Норд Оста», но еще более оно похоже на уничтожение талибами в Афганистане буддистких статуй). Но даже не это главное. На мой взгляд, можно проследить параллели между Геростратом и современными террористами в плане мотивов совершения террористического акта, а именно – если не желание войти в историю, то, по крайней мере, сделать так, чтобы о тебе говорили. Но Герострату удалось и прославиться, и навсегда войти в историю. В античности не было средств массовой информации, «слава» о молодом эфесце расходилась по всей Греции в течение десятков лет после поджога храма. Его имя и поступок были зафиксированы античными историками и сохранены для потомков. Практически всегда, желание произвести впечатляющий эффект, сделать так, чтобы тебя услышали и говорили о тебе долго и много, будет играть важную роль на протяжении всего террористического движения. В отсутствии СМИ нужен был иной способ распространения информации. Пример Герострата не единственный в истории в распространении славы о том или ином девиантном действии. В первом веке нашей эры группа людей, с современных позиций рассматривающаяся как террористическая, выразила такой способ фиксации шокирующего акта путем неоднократного совершения его в общественных местах. Имеются в виду действия, проводимые в Иудее так называемыми сикариями – тайной иудейской сектой, выступавшей против римского владычества и пособничающих римлянам иудеям. Цель их действий состояла в том, чтобы усилить сопротивление римской оккупации со стороны гражданского населения. Своим оружием сикарии выбирали кинжал или короткий меч (сика). В акты террора и в инструмент социального влияния эти убийства превращал выбор места их совершения. Так, иудейский историк Иосиф Флавий отмечает: «Они смешивались во время праздников с народною толпою, отовсюду стекавшеюся в город для отправления своих религиозных обязанностей, и без труда резали тех, кого желали. Нередко они появлялись также в полном вооружении во враждебных им деревнях, грабили и сжигали их». Сикарии понимали, что они не способны оказать какого-либо внушительного влияния на оккупационные власти Рима. Но своими действиями они стремились объединить рядовых евреев на борьбу и восстание, а также выразить предупреждение новой римской власти.
«Общество спектакля»
Важную роль всегда играла готовность и желание самого общества воспринимать зрелища. Потребность в таковых зарождается в той среде, которую французский философ Ги Дебор назвал «обществом спектакля». Спектакль как мировоззрение, «облекшееся плотью материального». Особенно желание «засветиться» начнет касаться современных террористов 20 – 21 веков, когда террор, посредством единого информационного пространства, навсегда войдет в каждый дом. Охват такого пространства – весь мир. Слава будет приобретаться с целью запугивания гражданского населения путем психологического давления на массы и устрашения политиков, а СМИ будут играть в этом отношении важную роль проводника. Восприятия террористических действий как спектакля, близко изначальному определению понятия «террор», которое дал еще Аристотель. В Древней Греции террором назывался ужас, испытываемый зрителями в театре в ожидании развязки трагедии. В наши дни, это фактически тот же ужас в глазах огромного большинства, создаваемый радикальным меньшинством. Сегодня, среди многообразия телевизионных каналов, каждый из них зачастую стремится преподнести зрителю лишь мнимую сенсацию, показать тот или другой теракт в «новом свете» только ради поднятие своего рейтинга. «Террористические акты – это эмоционально возбуждающие и определенно плохие новости (хорошие для журналистов). Поэтому, говоря на журналистском жаргоне, террористические события – это «хорошее пастбище для продажи» – для читателей, слушателей и выразителей различных точек зрения (Соснин В.А.)». Зритель воспринимает такой плюрализм информационных источников как возможность выбрать альтернативу, однако, все они всегда направлены на один эффект. Способность СМИ, а также современной киноиндустрии, создавать альтернативную реальность, вообще очень велика. С каждым годом развитие технологий делает нереальное вполне себе реальным. В киноиндустрии последних лет, функцию создания погружающего в себя пространства, начинают играть так называемые 3D технологии. От специально оборудованных кинотеатров, трехмерные технологии уже вышли на «узкий» экран домашних телевизоров. Уже с 2010 года человек может смотреть на мир 3D через красно-синие очки. Славой Жижек, анализируя сложившуюся ситуацию в США после 11 сентября, характеризует падение башен-близнецов как падение виртуального мира «благополучия». Он сравнивает крупнейший теракт в истории человечества с обнаружением героем фильма «Матрица» материальной реальности. Для Нео (Кеану Ривз) открывается, что видимый мир является лишь виртуальным, а в обнаруженной материальной реальности, на самом деле, все лежит в руинах. Виртуальная реальность выдает себя за действительное в «глянцевой обложке», но на деле не является таковым. Таким образом, воспетое социальное благополучие Америки, одной из визиток которого и был Всемирный Торговый Центр, вдруг оказывается в руинах. При этом, стирается грань между материальным и виртуальным мирами настолько, что остается непонятной первоначальная визуальная идея «самолета, врезающегося в небоскреб». Зритель столько раз видел подобную картину на киноэкране и мониторе, что новостные кадры о взрыве башен-«близнецов» многими воспринимались как артефактные, сотворенные по подобию уже виденного. «Странным образом ужасные международные террористические сети сначала появляются в романах и фильмах, порожденных фантазией англо-американских писателей, выходцев из спецслужб. А затем эти фантазии материализуются в “Аль-Каиде” и других подобных формированиях». Наконец, российская власть объявляет чеченских сепаратистов международными террористами, и они действительно таковыми становятся. Тут же в обществе начинает подогреваться страх перед открывшейся реальностью. Восприятие спектакля террора в информационном пространстве в остальной части света проходит, подобно сюжетам об изменении климата, как нечто неизбежное, идущее своим чередом или как очередное ток-шоу. Только теперь вслед за ужасающими кадрами разрушений следуют комментарии о необходимости ответного удара. Правительство Соединенных Штатов, в целях большей эффективности настройки (перенастройки) своих граждан по кампании против терроризма, использует термин “война”. Оно делает людей готовыми к применению крайних мер; оно также позволяет правительству использовать язык войны, тем самым поддерживая людей в высоком эмоциональном напряжении.
Продолжение следует
